Василий Аксенов - Мой дедушка — памятник
Наташа и Геннадий, ошеломленные, стояли на пороге этого подводного зала. В зеленоватых сумерках, в фантастической игре света и тени они не сразу заметили тех, за кем гнались. Те, в свою очередь, тоже не видели их.
Несостоявшаяся королева Больших Эмпиреев и Карбункла и незадачливый основатель династии Буги-Вуги сидели в креслах перед каким-то сложным пультом и устало курили.
— Ты меня не бросишь, Дик, не предашь? — хриплым голосом спросила Накамура-Бранчевска, — Учти, у меня еще остались зубы.
— Включай, дарлинг! Устрой им фейерверк к праздничку! — усмехнулся Буги.
— Включаю первый заряд! — резко сказала мадам и повернула какой-то рубильник.
В следующую минуту Геннадий длинной очередью из автомата превратил пульт в дымящуюся искореженную кучу металла.
Мальчик и девочка вбежали в зал.
— Руки вверх, преступники! — крикнул Геннадий. Подняв руки над головой, с искаженными от страха и ненависти лицами мадам— и Буги медленно отступали к дверям.
— Опять это ты, дьяволенок, русский гаденыш, — шипел Буги.
— А это ты, моя доченька, ты, мое сокровище, — проговорила мадам, гипнотизируя Наташу огромными страшными глазами. — Ты тоже с ним заодно… Ну так получай же! — Она вдруг дико вскрикнула, закинула правую руку за спину и резко выбросила ее вперед.
В воздухе просвистел аргентинский пружинный нож. Геннадий едва успел вскинуть руку перед Наташиным лицом. Нож пробил ему ладонь.
Буги бросился вперед, как бешеный зверь, но, наткнувшись на пулю, упал лицом вперед Мадам скользнула в коридор.
Тяжелая бронированная дверь захлопнулась за ней.
— Гена, Геночка… — плакала Наташа, пытаясь вытащить нож из ладони мальчика. Вскоре ей это удалось. Хлынула кровь.
— Разорви мою рубашку и затампонируй рану, — сказал Геннадий. — Сейчас главное — придумать, как выбраться отсюда…
— Сейчас нам всем будет конец, — вдруг прохрипел Буги.
— А вы еще живы, император? — усмехнулся Геннадий. — Почему же нам всем конец?
— Сейчас увидишь, — странным тоном сказал Буги и приподнялся на локтях.
Он смотрел прямо на стеклянную стену, отделяющую зал от дна океана.
Минуту спустя стена стала медленно подниматься.
Вода хлынула в зал и сразу поднялась до колен. Буги жутко захохотал:
— У этой бабы все здесь предусмотрено. Так что, Джин, пиши пропало… Глубина семьдесят пять метров… Ты меня победил, но и сам пойдешь акулам в зубы. Встретимся в аду, разберемся. Или ты рассчитываешь попасть в рай?
Вода, бурно клокоча, вливалась в зал. Вот она уже поднялась до груди.
— Никакого ада и рая нет! — крикнул Геннадий. — Все это бредни!
Раскинув руки и ноги, Ричард Буги лежал в воде на спине и продолжал дико хохотать.
— Нету — и не надо! Нету — и тем лучше! Ясно было, что он окончательно спятил.
— Кажется, мы погибаем, Наташа, — шепнул Геннадий.
— Кажется, да, — ответила девочка. Геннадии был поражен ее спокойствием Наташа только закусила губы, чтобы не закричать от ужаса.
— Плыви за мной! — отчаянно крикнул Геннадий и поднырнул под стеклянную стену.
Они успели проплыть через заросли кораллов. Теперь под ними была бездонная черная бездна, а наверху, очень высоко, безнадежно высоко, разливалось солнечное сияние.
Геннадий обернулся и увидел стройную фигурку девочки, отчаянно рвущуюся вверх.
— Ооооуууиииеееау! — позвал Геннадий, и все закружилось перед ним в немыслимом последнем хороводе
Страшная тяжесть со всех сторон сдавила тело. Последнее, что он увидел, было раздутое пунцовое чудовище с огромными трагическими глазами, поднимающееся из глубины.
«Рыба намадзу, — вспомнил мальчик. — Она предвещает землетрясение…»
После этого он потерял сознание.
Доктор геологических наук Вертопрахов сиял от редкого счастья, выпавшего на его долю. Он стоял, обняв за плечи левой рукой дочь свою Наташу, а правой — ее зеркальную копию Доллис. Многочисленные корреспонденты эмпирейских газет окружали красивую троицу, красивую потому, что ученый тоже не был лишен своеобразной мужской красоты.
— Да, господа, Доллис — моя дочь и ее настоящее имя Даша, то есть Дарья. Даша и Наташа — близнецы, родившиеся в Ленинграде с интервалом в четыре минуты. Неопровержимым доказательством являются своеобразные родинки, похожие на маленьких бабочек, расположенные у Даши под правым, а у Наташи под левым ухом. В этом легко убедиться, откинув соответствующие пряди.
Девочки охотно откинули соответствующие пряди и показали изумленным корреспондентам совершенно одинаковые родинки.
— Типичные однояйцевые близнецы, — прошептал биолог Верестищев.
— А дело было так, — продолжал Вертопрахов, — В середине пятидесятых годов мы с моей женой, крупным теоретиком и практиком, возглавили геологическую экспедицию в дружественной нейтральной Бирме. Мы объяснялись с инженерами-бирманцами по-французски, и поэтому местное население принимало нас за французов. Наши малютки были с нами, и, представьте себе, господа, тропики ничуть не вредили их развитию. Целыми днями крошки играли среди бурной бирманской растительности, забавляясь с мангустами, желтопузиками, шакалятами.
Однажды из джунглей выскочил бешеный слон с несколькими безумцами на спине. Злоумышленники пытались разрушить наш лагерь, но получили достойный отпор и скрылись…
Увы, вместе с ними исчезла в джунглях одна из наших дочек… Пропала Даша… — сказал он неуверенно и, помолчав, добавил: — А может быть, Наташа… — Он смущенно хихикнул.
— Как, папка? — воскликнула изумленная Наташа. — Значит, может быть, это я пропала?
— А я, может быть, осталась? — вскричала Доллис-Даша.
— Да-да, вполне возможно… — пробормотал ученый муж.
— А как же родинки? — спросил один из журналистов.
— Дело в том, что мы с женой все время путали, у кого из дочерей под каким ухом… — Вертопрахов мучительно покраснел. — Геология, господа, в то время поглощала все наши мысли. Сейчас, конечно, другое дело… Наташенька, Дашенька, доченьки мои! Мама будет очень удивлена, увидев вас вместе.
— Вы не будете обижаться, если я опишу этот любопытный случай в новой поэме? — спросил огромный поэт Го-рошкин.
— Будьте любезны, опишите. Буду вам даже признателен, если опишете.
«Внимание! — сказало радио. — Объявляется посадка на самолет компании „Кассиопея“, выполняющий рейс Оук порт — Зурбаган».
Да, дорогой читатель, интервью это происходило на аэродроме. Дряхленький «Дуглас-Дакота» уже гостеприимно распахнул перед пассажирами свою ненадежную дверь. Значительная группа наших героев должна была улететь на нем в Зурбаган, чтобы там пересесть на, какой-нибудь реактивный лайнер.
Читатель, конечно, уже догадался, что Геннадий и Наташа были спасены глубоководной полумифической рыбой на-мадзу. Именно она — случайно или сознательно — вынесла два тела на поверхность, где они были подхвачены верным и неутомимым Чаби Чаккерсом.
Сейчас пришла пора прощаться. Весь Оук-порт собрался на аэродроме, чтобы проводить на родину своего нового героя Джина де Эдуардас Страттофудо, его бабушку Марию и других членов общества «Альбатрос».
— Ну, Геннадий, — говорили, заключив мальчика в объятия, президент Токтомуран Джечкин, сенатор Нуфнути Куче и лучший легопер вселенной Рикко Силла. — Мы не говорим тебе «прощай», мы говорим «до свидания». Ты и твои товарищи многому нас научили. Мы теперь не будем так простодушны, мы будем бдительны, мы будем отстаивать свою независимость.
— Друзья мои, держите порох сухим, — посоветовал на прощание мальчик, с трудом сдерживая слезы.
— До скорой встречи в Питере, Гена, — сказал капитан Рикошетников. — Мы еще с вами поплаваем, дружище.
«Алеша Попович» после бандитского нападения должен был стать на малый ремонт в Оук-порте, и поэтому Геннадий был вынужден избрать воздушный путь, чтобы не опоздать к началу учебного года
— Если бы не учеба, Николай, вы понимаете, я бы никогда… — пробормотал Геннадий, опять же пытаясь сдержать слезы. — Шесть футов под килем, Николай!
— На «Поповиче» будет пусто без вас, Геннадий, — про-басил Шлиер-Довейко, — Скорее кончайте образование, будь оно неладно, и идите к нам.
— Привет городу-герою и вашей пионерской организации, — дрогнувшим голосом сказал Хрящиков.
— Пока, Генок, — шлепнул его по спине ладошкой Володя Телескопов. — В гости приеду, не выгонишь?
— Геннадий, помните, ваша будущность в науке, — сказал гидробиолог Верестищев, — а гидробиология — это наука будущего.
— Поцелуйте моего Чаби, — шепнул ему Геннадий.
И вот старенькая «Дакота», отчаянно тарахтя, поднялась в закатное небо и взялась описывать прощальный круг над Оук-портом.
Припав к окну, Геннадий, уже не скрывая слез, смотрел на черепичные крыши, на блестящие мраморные мостовые, на многочисленные памятники, среди которых выделялся памятник его предку, на прозрачные до самого дна бухты воды, на «Алешу Поповича», на все, что стало ему таким близким и родным.
